Марина Алиду, Франция
Британской музы небылицы,
Звон галльской лиры вдалеке...
Все эти милые страницы
На русском внятны языке
Когда гроза звенит озоном,
Душа тревожна и тяжка -
Сама за томиком зеленым
На полку тянется рука
Ведь остаются только книги
Тебе. И надо жить с бедой
Что вот идут за днями дни и
Все размывается водой
Текущей Летой или Темзой
Но голос тот, что все поет,
Он утешение над бездной
И упование мое
Но заклинаешь неудачу,
Открывши наугад с утра
Но повторяешь, полуплача,
За Ним «Пора, мой друг, пора...»
И снова, как во время оно,
Душа неловкая парит
И грустно муза Альбиона
С тобой по-русски говорит.
Аиде Х.
Душа твоя пропащая,
В колодезе звезда,
Чужая, настоящая,
Студеная вода
В рай с расписною дверцею
Не верится в конце
Словцо твое затеплится
На чистом изразце
И, скрыв тоску метельную
И каменную стать,
Нестрашной, несмертельною
Пытаешься предстать
Босой и безоружною
За прялкою присесть
Какого века кружево ?
Какого зверя шерсть ?
И кто стоит воочию
В сочельник за окном
И в чьей крови намочено
М.Ж.
Не будешь седым и старым
И новой юности с жаром
Не станешь давать советов
Ты сам не любил их. Это
Конечно жизнь огорчая,
Понеже не исключая
И область дурного вкуса,
Наверно имеет плюсы
Не мучаться век с обузой,
Больною и старой Музой
Ей быть, изменяя, верным
И думать, что это – скверно
Не вечно без брода в воду –
Свобода, скажи, свобода !
Свобода прожить поэтом
Навечным июльским летом
Но есть ли на той планете
Свобода забыть про это ?
В пространстве слезу нашаришь,
Поколдовав над резьбой.
Земли застывает шарик
Холодный и голубой.
Вспоминая от порога
Снова словно наяву
Слышишь «Скатертью дорога !»
Будто порвано по шву
И посыплются в прореху
Самолеты, поезда
Я хочу куда-то ехать
И не знать уже, куда
Улыбаться с белым светом,
Стать прозрачной как вода
Оттого что скатерть эту
Не собрать мне никогда
Н. в Америку
Прощай, прелестная воровка,
Тончайшая нивелировка
По острой грани «ты» и «я»
Прощай, я звать тебя не буду,
А хочешь, дальше бей посуду
В прекрасной лавке бытия
Тогда казалось и мечталось
Потом кто ж знал, какая жалость,
В нежданной страсти дальних стран
И бушевали злые волны,
В асфальте застревали челны
И был меж нами океан
Мох ели и бесились с жиру
И душу – трепану да живу –
Ничем уже не удивишь
А в мире – были б мы счастливы
–
Есть лишь одна несправедливость –
На море не стоит Париж
Когда-нибудь закрою веки
И унесет меня навеки
Слепая легкая ладья
И хорошо и я не спорю
Вот белый город канет в море
Словно вор, соблазнившийся песней,
Он кругами обходит жилье
Говорит что найдет в поднебесьи
Он следы от сапожек ее
Он поделится не со всяким
Но, хлебнув со мною вина,
Скажет он что находит знаки
В тех краях, где бывала она
И что жизнь его – раскололась
А ее – на костре сожгли
И все чаще он слышит голос,
Что уводит его от земли
Он вдыхает полуденный ветер
И руками ломает стекло
Говорю вам – он счастлив и светел,
А ее-то и быть не могло
Ты не плачь, не ночуй на пороге,
Со свечой не ходи по избе
И не жди его больше с дороги,
Разве сердце не скажет тебе
Он ушел, он вернуться не в силах,
Никакой тут ни лжи, ни беды –
Облепиха его облепила,
Нежным мхом затянуло следы
Не печалься что он не вернется,
Не вернется к тебе никогда
Отразится в глубоких колодцах
Голубая как сердце звезда
У резного у крыльца –
Не найдешь в траве кольца.
Как у старого отца
Просит девица-краса
«Хоть полчасика мне, батюшка,
Прогуляться – до венца»
За оконцем день печалится,
Птичка в клеточке поет
«Отпусти, дурак, красавицу
Колыбельная
На дворе такая тишь –
Ты заснешь и все проспишь
Посмотри – я молода –
И запомни навсегда
В небе яркая звезда
Ниоткуда, никуда.
Страх ступает на порог
Засыпай среди тревог
Посреди большой войны
Голубые снятся сны
Вспоминай пока жива –
Сон идет мне в рукава
Покупая «АиФ» на вокзале «Норд»
Вот и кручу, словно кубик-рубик,
Только издалека
Что я Гекубе, что мне Гекуба
Русского языка
С медленным танцем деепричастных,
Вкусом халвы
Здравствуйте, Боже, ну как я
несчастна
Так же, как вы
Видишь, как яблоко катит от яблони,
Только блеснет блесна
Что ж я, привита как ветка к дереву
Этой культуры сна ?
Этой страны, этой шатии-братии
Может на свете нет
И за сто тысяч верст хлебать ее
Мутный кисель газет
Нет никакой, конечно, радости
Сердцу или уму
Что же я трачу нервы и франки,
Время и жизнь саму ?