Ася Гликсон, Израиль

 

 

                        ***

 

Британской музы небылицы

Сладки, как мед античных мифов,

Как патока испанской страсти,

Как аромат парижской тайны.

Не видя отмелей и рифов,

Не зная цели и границы –

Мы в этот мир вошли случайно,

Волшебной подчиняясь  власти.

 

Мир звонкой стали, тонкой лести…                

Здесь каждый рыцарь благороден,

Здесь дамы свято безупречны,

И наказуемо коварство.

Здесь – вопреки самой природе –

Маг всемогущ, разбойник честен.

Здесь зачарованное царство

Обманов и иллюзий вечных.

 

Стирая кровь с мечей побитых,

Здесь возвращаются с Востока

Спасители исконной веры,

Носители суровой кары –

Орлы без страха и упрека!

А не убийцы и бандиты…

Надежно скроют дым пожаров

Из слов сплетенные портьеры.

 

Здесь мир сверкает и играет,

Здесь краски, образы и звуки

Сплетаются в мечты и сказки.

Мы забываем все на свете,

Нам, дуралеям, нет науки.

Мы снова верим в близость рая.

Нам снова помогают в этом

Легенд счастливые развязки.

 

Так перьев росчерки гусиных

В руках поэтов сумасшедших

Заставят мир перевернуться.

Ложатся  яркие наряды

На боль и грязь веков прошедших

Туманом, флером, паутиной…

И мы - частица маскарада…

Мы сами рады обмануться.

 

 

            Зарисовка.

 

Как весел и как бестолков

Был город в пылу предъянварском,

Украшенный пышно, по-царски,

Цепями еловых оков.

 

Той ночью закончился век,

Какой – совершенно неважно.

И праздничной скатертью влажной

Ложился на улицы снег.

 

Летел прошлогодний снежок,

Мешаясь с уже новогодним,

На стыке вчера и сегодня,

Неясном, как полунамек.

 

Задумчивый мальчик смотрел

На сказочный город-картинку,

Подставив ладонь под снежинки.

А мир потихоньку старел.

 

И маленький брел человек

Сквозь праздничный дым коромыслом.

В чем смысл? Нет особого смысла.

Так просто – закончился век.

 

 

Зимний разговор

 

Она - волнуясь,  а он - шутя…

И ленты улиц  вдоль шин  - внатяг.

Свет фары встречной слепит глаза,

И давит вечер на тормоза.

 

Она - вздыхая, а он - смеясь…

Декабрь роняет снежинки в грязь.

Тоскливый морок наводит мрак,

И снежный полог, как белый флаг.

 

Она не верит, а он не врет…

Легки потери под Новый Год.

Ни слез, ни смеха – пустой мешок.

И он уехал.…И год ушел.

 

 

            Выходной.

 

Еще так  рано, мой родной,

так безмятежно рано!

Лишь начал город примерять

рассвета поясок.

Но плюнем мы на выходной,

поднимемся с дивана,

Чтоб нить дороги намотать

себе на колесо.

 

Мы въедем в утренний туман –

тарелку манной каши –

И проедим его насквозь,

и выедем к реке.

Оставив город-балаган

и в нем –  проблемы наши,

Что нам мешали, словно гвоздь

танцору в башмаке.

 

Подошвы старых шин, шурша,

затихнут у обрыва.

Мы видом изумительным

упьемся , как вином.

Съедим, не моя, синий шар

случайной дикой сливы –

Лихие нарушители

всех санитарных норм.

 

Нам даже планы строить лень,

                        Поедем как попало –

Куда хлестнет дороги плеть,

                        Туда и повернем.

Как бесконечен этот день.

                        Как невозможно мал он.

А мы не будем ни жалеть,

                        Ни забывать о нем.

 

В ночи , как рыба на крючке,

Вернемся в шумный город,

Везя в багажнике жару,

                         Беспечность и покой.

И три кассеты в бардачке,

И пропыленный ворот,

И что-то, что взойдет к утру

                        Нечаянной строкой.

 

 

            Осень

 

Оболочка пыльная моя

По миру шатается.

Осень, злой усмешки не тая,

Шепчет:  «Хватит  маяться!

 

Это только внешность жить спешит,

Крутится и мечется.

Не болезнь – отсутствие души

И ничем не лечится.

 

Что не существует – не болит

И не стоит жалости.

Это осень и радикулит –

Признаки усталости.

 

Тратишься на зряшные труды,

На задачку сложную –

Хоть какие-нибудь вбить следы

В грязь и пыль дорожную.

 

До сих пор в такой смешной пустяк

По-ребячьи веришь ты?

Полдороги пройдено за так,

Оглянуться не на что...»

 

Верно, ведьма рыжая, пуста

Маета бессильная.

Видимо, не весит ни черта

Оболочка пыльная.

 

Только вдоль дорог, как лопухи,

Мокрые, осенние –

Несуразные мои стихи,

Брызги настроения.

 

 

Колыбельная.

 

Дремлют настенные тени,

Розовый отблеск погас.

Волны полуночной лени

Лечат измученных нас.

 

Стихла стихия дневная,

Спит недочитанный том.

Так ли у ж важно, родная,

Что с нами будет потом?

 

Времени звонкие капли

Тенькают в наших часах.

Лунный лучистый кораблик

Мчится на всех парусах.

 

Ветер легонько качает

Ночи густой водоем.

От суматохи отчалим

Мы – на все небо – вдвоем.

 

Курс над планетой потертой

Сбивчив, нелеп, бестолков.

Млеют на палубе теплой

Двое смешных чудаков.

 

Я постою у штурвала.

Звезды скребутся о борт.

Спи же, мой юнга усталый,

До возвращения в порт.

 

 

            Бессонница

 

«После бессонной ночи немеют руки

и глубоко безразличен и враг и друг...»

М. Цветаева

 

Снова месяц к горизонту клонится,

Снова ночь густа и тяжела.

Здравствуй, гостья странная – Бессонница.

Заходи, родная, раз пришла.

 

Сядем с фотографий старых ворохом

И уйдем от бешеного дня

В мир теней неровных, нервных шорохов,

Ледяного лунного огня.

 

С непонятным давящим волнением,

Как тяжелый, но бесценный груз,

Получу в подарок воспаление

Всех шести взрывающихся чувств.

 

Станет от прозрения слепящего

Больно и божественно легко.

Как от мира, безмятежно спящего,

В этот миг я буду далеко!

 

Но, разбив блаженное  затмение,

Встанет солнце, обокрав меня.

Платой за ночное просветление

Будет темень завтрашнего дня.

 

 

            Шарманка

 

В чудном городке, замороченном вьюгой,

На площади старой играет шарманка,

Не то чтобы музыка – просто обманка.

Хрипит и гоняет мотивчик по кругу.

Игрушка, механика – что ж нас тревожит?

Нас это круженье пугает, быть может?

 

Устало мы кружимся на карусели –

Не встать, не очнуться, не остановиться.

И в мутные тени сливаются лица.

Что было когда-то бездумным весельем,

То стало тяжелой постылой работой,

Но мы не торопимся слезть отчего-то.

 

Мы в отпуск уйти не желаем, не так ли?

А вдруг бесконечный он и безграничный?

А здесь нам хоть скучно, но все же привычно.

 

Но с круга блестящего падают капли

По пагубной прихоти сил центробежных.

И те, что крупнее, срываются прежде…

 

 

            Тени

 

Когда накатит хищно тень ночная

И пустит в ход усталость, боль и лень,

И с бою сон меня захватит в плен –

Ко мне сползаться тени начинают.

 

Не те, что днем скользят, поджав хвосты,

По подворотням с шепотом невнятным,

Не жалкие расплывшиеся пятна –

Осколки вездесущей темноты. 

 

Нет – эти многолики и суровы.

Питаясь светом бледненькой луны,

Сочатся сквозь незыблемость стены

И сквозь мои полночные оковы.

 

Молчат, ворчат, бормочут дребедень.

И, искажая сущности и вещи,

Вдруг начинают шепотом зловещим

Учить мою робеющую тень.

 

А та ни слова не пропустит мимо –

Способный, очевидно, ученик.

И вот уже кривится, как они,

И, как они, растёт неуловимо.

 

Сопротивляться – бесполезный труд.

Смешны мои попытки и убоги.

Я только жду в отчаянной тревоге –

Чему научат тень мою к утру?

 

 

Дон Жуан

 

Кровь горяча, словно солнце Испании,

Бьется, кипит.

Верный клинок, приготовлен  заранее,

В ножнах не спит.

 

В городе страстном, опасном, неласковом.

Грешника ждут.

Вновь я в плену ожиданья прекрасного,

В жарком бреду.

 

Взгляда нескромного искра мелькнувшая

Вспыхнет огнем

В сердце моем, беспокойством иссушенном,

В теле моем.

 

Жар мой не вылечить нудными сказками

Лживых молитв -

Ночь неземная безумными ласками

Пыл утолит.

 

Утром меня не ищите, пожалуйста -

Я далеко.

Кто виноват, что угасло пожарище

Так же легко?

 

Я не владею гореньем непрошенным,

Роком своим.

Лишь беспокойством –  не похотью пошлою –

Вечно гоним.

 

В поиске вечном  той самой, единственной –

Сквозь карнавал.

Полно, не миф ли мой призрак таинственный,

Мой идеал?

 

Я ослеплен карнавальными красками.

Как мне понять,

Что же таится за дивными масками –

Коль их не снять?

 

Как различу красоту и убожество,

Яд и вино?

Как я смогу, не испробовав множества –

Выбрать одно?

 

Кровь кипятком прожигает артерию,

Кровь горяча!

Камнем легла, завершая мистерию

Длань палача.

 

Что ж, я готов –  мне ль бояться нечистого

Адских огней! 

Мне ли, сожженному вечным неистовством

Крови моей.