НАТАЛЬЯ БЕЛЬЧЕНКО, Украина

 

Родилась в Киеве в 1973 году. Печатается с 1990 года. Стихи переводились на немецкий и французский языки. Имеются публикации в изданиях Украины, России, Германии, Швейцарии, Австрии,   Франции.

 

Автор трёх поэтических книг – «Смотритель сна» (1997), «Транзит» (1998), «Карман имён» (2002). В 2000 году получила Стипендию Хуберта Бурда (Германия) для молодых восточноевропейских лириков. Принимала участие во Втором Московском международном фестивале поэтов, в Форумах современной поэзии в Казани.. Член Союза писателей Украины.

 

 

 

* * *

 

«Британской музы небылицы…»

Припомнится Чеширский кот

Иль «Королевский бутерброд».

А как мечтали очутиться

В старинном замке родовом

Под пледом теплым, за вином

Из баскервильского подвала…

И эта страсть не миновала!

 

 

* * *

Мчатся тучи, вьются тучи,

Кто-то мчится средь полей,

Но отнюдь не бес летучий,

Не Разбойник-Соловей.

 

Есть такая птичка страус –

Обгоняет поезда:

Занимательная странность

Эта быстрая езда.

 

Так и ты, поэт, бесцельно

Вслед за поездом бежишь

Сквозь огни Святого Эльма

И навязчивый Париж,

 

Чтоб уродливою тенью

Промахнуть через поля

Перелетному томленью

И судьбе благодаря.

 

Птичка божия не знает

Ни заботы, ни труда,

Но не та, что обгоняет

Cпозаранку поезда,

 

Чтоб под куцым семафором –

Ну хотя бы на вершок –

Вопреки житейским спорам

Спрятать голову в стишок.

 

 

* * *

Возможно, что эта грибная пора

Замедленных прикосновений,

Шершавая проба лесного нутра

Вымакиваньем светотени,

Меня поместила в лукошке своем

С маслятами и сыроежкой;

Там пахнет рождением и октябрем,

Там солнышко смотрится решкой.

И вафельный шорох других грибников

Мне кажется графикой дальней,

Вобравшей шуршание всех грифельков

Божественной готовальни.

 

 

* * *
                        
Дано мне тело, что мне делать с ним?
                                                  
Осип Мандельштам

Я телу дан. Оно меня берет.
Пускает в оборот и в обиход.
Который год меня сидит, стоит.
Оно мне придает приличный вид.

Оно меня за нос ведет, за рот –
Когда я говорю. Оно умрет,
Но прежде позабавится со мной,
Отыгрывая волю и покой.

Да, несвобода небосвода в нем.
Ты, тело, анаграмма, палиндром,
Ты кожа, кровь, железо и белок,
Скатологический ты каталог.

Ну, чем еще тебя достать-воспеть?
Во все глаза мне из тебя смотреть,
Пока в теченье нескольких минут
Тобой земное лоно не заткнут.

 

НА ЩЕКАВИЦЕ  (гора в Киеве, где князь Олег был укушен змеёй)

 

Сверкает Подол запчастями –

Попробуй его собери:

Тихонько засядь в панораме,

Бутыли июля внутри.

 

Забрался на склон Щекавицы

И тянешься сквозь сухостой.

А лучше бы не шевелиться,

Потише на горке крутой.

 

На душной на тысячелетней

Настоянной крепко горе

Блестит полумесяц мечети

Да вишни едят во дворе.

 

Нависли плоды шелковицы –

В жару маслянисто-черны,

И тень на кладбище ложится

Как будто с другой стороны.

 

Ну, где же ты, княже Олеже,

На горке своей опочил?

Дома на Олеговской те же,

Но больше незримых могил.

 

Асфальтом брусчатка залита,

Гвоздички уже отцвели.

Твой конь опускает копыта

Средь мироточивой земли.

 

 

* * *

Напишет некто, в нас сидящий допоздна,

Что пол – всегда печать,

А книга – генитальна,

И что листать ее высокая луна

С офсетным шорохом

Приходит в спальню.

Покуда со страниц воздеты голоса,

А междустрочья – глубоки подобьем лона,

Они соединяются влюбленно,

И спазмом откликаются глаза.

О, пунктуация, столь эрогенна ты,

Разбитая на гайки и болты!

Как в муравейник с птичьего полета,

Смотрю до боли, и в меня без счета

Вонзается затейливый крепеж:

Отныне ты, читатель, не умрешь.

 

 

* * *

У тех, кто Брейгеля смотрел не на бумаге, –

В зрачках мельчайшие фигурки до сих пор,

Как будто в холст они набились и оттуда

Чуть что – спускаются по руслу новых глаз,

А в кровотоке головастиками виснут.

Когда к такому человеку прикоснется

Магнит зимы, в нем тотчас к полюсам

Летят охотники, и дети на катке, и несколько сорок.

Тут маяться заметно начинает

Любитель живописи. Он, не дожидаясь

Шенгенской визы, малою пичужкой,

Что непременно есть на полотне,

Становится, и движется к просвету

Меж кистью и пейзажем за окном.

 

 

* * *

Если хочешь увидеть могилу Кортасара

на Монпарнасском кладбище,

прохожий, не останавливайся

в поисках своих.

Далекие друг от друга,

как железо и желе,

вы встречались

только в пространстве чтения.

Надгробья – увеличенные

                      цельные

                      спрессованные книги,

до чьих страниц не добраться,

не оставить закладку,

не загнуть уголок листа.

Можно только возвратиться

на Севр-Вавилон,

в метро – этот подкоп

под некрополь –

перевернуть песочные часы:

теперь любой из умерших –

у тебя над головой.

 

 

* * *

     «Откуда есть пошла русская земля» – надпись на камне на Старокиевской горе

 

Как всякий май взрезается листвой,

А память к телу наглухо прибита,

Так выдает нас сердце с головой

И в «ibidеm*» мерещится «либидо».

 

Нелепо ли, родившись в этот май,

Весну причудой удостоверяя,

Не откликаться на любое «дай»,

Простукивать тебя, земля глухая.

 

С тем, чтоб опять – «откуда есть пошла»,

Опять у лона теплой скифской бабы,

Снимая все что можно, догола

Смотреть и дотемна гулять хотя бы.

 

На древо мировое взгромоздясь,

Держать во рту души – кусочек рая,

Ронять его, чтоб спеть в который раз,

И удивляться, снова подбирая.

 

*ibidem  там же, в том же месте

 

* * *

Человек человеку – как рыбе язык,

И мучительно слово его.

Только верь, если он говорит, что привык

Заговаривать то, что мертво,

И торчать посреди, словно башенный кран,

Перекрикивать кровь, и бутан, и пропан,

Чтобы гласных нектар и согласных вельвет

Пропитали друг друга, пока

Он кроит в темноте изнуряющий свет

Языка тчк Языка.

 


 


Counter CO.KZ